Детская площадка из покрышек, которой томские чиновники щедро одарили жителей отдельно взятого дворового микрокосма, взбудоражила сознание редакции. Мы решили собрать в одном месте лучшие жемчужины сибирского ЖЭК-арта, и, подобно ловцам жемчуга, которые рыщут на глубине в поисках добычи, отрефлектировать феномен сферического шинного лебедя в вакууме.
Киберпанк, постмодернизм, метамодернизм — все это последствия и амбиции тазиков, покрышек и разноцветных сапог ЖЭК (или, как его еще называют, ТСЖ) арта. Многие наивно полагают, что сейчас мы бежим в гонке бытия по извилистому кольцу, засыпанному либеральной и демократической щебенкой, без преград и встречного ветра. Только единицы, не обладающие достаточными амбициями для того, чтобы отпустить руль гудящей машины культуры, понимают, что мы до сих пор бежим на месте, топчемся по липким фантазиям, что намертво вросли корнями в дореволюционную Россию. В сущности, на свете нет и не может быть ничего устойчивого, но российские дворы доказывают на практике обратное. Лебеди из шин уносят страну обратно в тотемную Русь, где мы — всего лишь черные наброски в зеркале вечной нищеты и влажной земли и тратим себя на вечную борьбу с окружающим одиночеством.
ЖЭК-арт можно назвать паразитом, который вьется в наших генах, оккупирует сознание и начищает до блеска российскую мораль. «Очумелые ручки» показывают, насколько человек чувствует себя несчастным, насколько ему скучно в ограниченном пространстве. Это пространство можно измерить бездействием коммунальных служб, шагами согбенных бабушек и следами от детских колясок. Игристое, как вино, оно предательски оставляет жирные следы деревенской России, черные блики крадущегося крепостничества, которое дает возможность заглянуть в то самое ужасное, в возможно и самое прекрасное в нас, что некоторые могут назвать русской душой, а другие — вечным мучением.
Облагораживать, обживать, вдыхать жизнь в окружающее пространство любой ценой и любыми вторичными предметами быта — в этом и кроется русская душа.
Она стоит на краю мучений перед тем, как птицей порхнуть в свободный творческий полет, где нахальный ветер срывает старые вязаные платки, чтобы укутать и согреть отсыревшие пни наших тел, а наглое чувство свободы заставляет цвести бумагой стены домов. Любая пропасть манит упасть вниз, старикам и дачникам нечего терять, вот они и ныряют в крестьянскую самобытную пучину.
